Выускники Херсонской мореходки

 

Главная • Проза • Александр Фомин - "Море и судьбы (на волне моей памяти)" (9)

A
B

Глава III

Мои учителя и коллеги

Любой человек, пишущий воспоминания о своей жизни, то есть мемуары по-современному, не может обойти вниманием своих учителей и наставников. Многие из нас, и критически мыслящие, и не очень, не могут не понимать влияния на наше развитие и воспитание тех, кто призван это делать, и по долгу службы, и по призванию. Лучше, когда по призванию.

Но и те, кто формально относился к обучению нового поколения, тоже влияли и влияют на нас, хотя бы в том, чтобы правильно определяться, как нам поступать и как нельзя чего-то делать в повседневной жизни. Именно общение с педагогами, учителями, наставниками формировали мое поколение. По крайней мере, так было в нашем училище. А что касается меня, то я благодарен не только моим учителям из мореходки, но и тем, кто учил меня и в начальной, и в средней школе, вовлекая в мир знаний, высокой духовности в духе уважения и любви и ко всему человечеству и каждому человеку.

Три года – во втором, третьем и четвертом классах Верхне-Дрезгаловской начальной школы меня учила незабвенная Елизавета Осиповна Коняева. Не знаю, жива ли она или давно ушла в иной мир, но перед памятью ее хотел бы извиниться за то, что ни разу не написал ей несколько строк благодарности за ее поистине творческий труд с нами, детками-малолетками. Именно она заложила в нас, а в меня, это точно, неистребимый интерес к знаниям и к чтению. Понимаю, что сейчас есть радио и телевидение, интернет и компьютеры, не призываю всех поголовно только читать. Но по себе могу судить, что лучшие часы своей жизни провел за двумя занятиями – чтением книг, журналов, газет и общением с людьми. Это то, что давало мне заряд бодрости, уверенности в преодолении трудностей и преград, болезней и других неприятностей.

На литературных примерах и жизни этих героев я и постигал философию жизни и учился жить сам и учил этому других. Конечно, и сама жизнь вносила весомые коррективы в мои взгляды, убеждения, привычки и навыки. И сама жизнь, порой жесткой рукой, требовала пересмотра некоторых позиций. Не все было гладко, как хотелось бы. Но основа, заложенная учителями в детстве и юности, все равно сыграли свою решающую роль. И первой скрипкой этой роли была бесподобная Елизавета Осиповна. Мы, дети, мало сказать, ее любили, мы ее обожали, дышали с трепетом и готовы были делать все так, как она сказала. А говорила она много полезного, мудрого, непреходящего.

Только несколько примеров. Она любила чистоту и порядок. Эта привычка, закрепленная мною в мореходке, сохранилась на всю жизнь – стирать одежду, умываться, купаться, чистить зубы, начищать обувь. Все, что присуще морякам, у меня оттуда, из детства.

Она не любила ложь и прощала все грехи, если честно признавался. С тех пор и до сего дня я не научился врать. В тех же случаях, когда нельзя не соврать, например, тревожное сообщение, лучше промолчу или скажу что-нибудь отвлекающее.

Будучи комсоргом и замполитом мореходки, требовал и просил курсантов об одном – честно все рассказать. И тогда я с открытым забралом шел защищать такого курсанта и у командования, и в органах охраны порядка, если кто-то туда попадал, и во всех других инстанциях.

Поэтому и шли ко мне курсанты со своими бедами и я всем пытался подставить свое плечо.

Она рекомендовала нам много читать. И мы, ее ученики, много читали, рассказывали друг другу и ей о прочитанном, о впечатлении от той или иной книги, повести, рассказе и романе.

Да-да, романе, потому что уже в третьем-четвертом классах я читал, конечно, романы Жюль Верна, Стивенсона, Даниэля Дефо и других авторов. И сейчас я много читаю, и это мое любимое занятие. Может, это и ограничило мой кругозор, наверное, да, так как есть и другие полезные увлечения. Но главное у меня – это чтение, даже на закате жизни.

И, наконец, главное – это любовь к учению, к познанию, к расширению кругозора. Мы увлекались и ботаникой, и зоологией, и географией, и историей, и даже русским языком, и алгеброй. Везде, в любой науке был свой интерес. Решил задачу – ура! Молодец! Ознакомился с географией Австралии или Африки – великолепно. Объяснил причины поражения Наполеона в России – еще лучше. И так во всем. А за каждую прочитанную книгу, каждый усвоенный раздел любой науки, как минимум, прилюдная похвала и поощрение. При всем при том, Елизавета Осиповна очень мало пользовалась кнутом, в основном, у нее в руках был красивый и сладкий пряник. Это, все-таки лучший стимул, чем сплошные наказания.

Главное в учительстве – возбуждать в детях внутренний интерес и потребность в познании и всего мира, и каждого предмета в отдельности. А интерес плюс желание плюс воля сделают свое дело и учеба станет необходимым делом. Пусть не каждодневно, пусть периодически, но человек должен расти и знать все больше и больше.

Там же, в Дрезгалове, но уже в средней школе, где, кстати, учителем математики работал мой отец, меня, сестер и братьев взял под опеку директор школы Алехин Никифор Григорьевич. Старый, культурный, образованный интеллигент. Он пытался сделать из нас интеллектуалов. Понимая, что отец мой мягок характером, да и я не из волевых пацанов, он взял мою учебу и поведение под личный контроль. Следил, чтобы я ежедневно делал уроки (благо жил рядом, через два дома), много читал, и, главное, думал о прочитанном, формировал свое мнение и рассказывал о нем регулярно. Прежде всего, речь вначале шла о содержании того или иного произведения, потом о его героях и героинях, что мне в них понравилось, а что нет, запомнил ли я какую-нибудь цитату, афоризм, выражение.

То есть внимание концентрировалось не на самом, собственно, чтении, а на анализе прочитанного, умении делать собственные выводы, неважно какие, положительные или отрицательные. Ко мне, как и ко всем детям, он относился строго, даже сурово. Жестко контролировал, чтобы каждое его пожелание выполнялось качественно и в срок. Закончив четвертый класс начальной школы на отлично, я в пятом классе стал только ударником, причем четверок и пятерок было поровну.

И Никифор Григорьевич строго следил за тем, чтобы никто из педагогов из-за уважения к отцу не повысил мне оценку незаслуженно. В сомнительных случаях он сам проверял мои знания по любому предмету. И, слава Богу. Он научил меня ответственно и серьезно относиться к учебе и усвоению знаний, что потом постепенно перешло и на другие стороны жизни – отношение к работе и семье, к окружающим, да и к самому себе тоже.

Мария Ивановна Ковалева преподавала русский язык и литературу в шестом классе Куркийокской средней школы в Карелии. Предмет свой она боготворила и вдохновенно преподавала. Своим первым классным сочинением я произвел на нее впечатление романтизмом и лиричностью. Как она сказала в классе, что такой юноша должен овладеть гуманитарной профессией или начать писать стихи и прозу. Ничего из этого, к сожалению, не вышло. И профессия у меня техническая, и стихов и романов я не написал. Осталось в этом признаться прилюдно и оставить после себя хотя бы воспоминания.

А Мария Ивановна правильно предвидела гуманитарную направленность моей натуры и наибольших успехов, если они были, я достиг именно на педагогическом поприще. Так что, ее пророчество в какой-то мере сбылось. Да, и не могло не сбыться, так как мне лично она много оказывала внимания, и с моими родителями до ухода из жизни постоянно поддерживала связь и интересовалась моими успехами. Поэтому, увидев мое приложение к диплому со всеми оценками (все – пятерки), она была несказанно рада и приняла это как свою и мою заслуженную награду за труд.

Хорошее и непреходящее влияние оказали на меня и другие учителя. К сожалению, память не сохранила их имена, но я благодарен учителю украинского языка и литературы Любомльской средней школы (1947-1948 годы), преподавательнице математики Бериславской средней школы номер один и, конечно, учителям мореходного училища.

Здесь, практически всех преподавателей, курсанты боготворили. Обучение в училище шло на самом высоком уровне, а педагоги были экстра-класса. Рассказать обо всех – это будет целый роман, поэтому буду повествовать о самых выдающихся.

И первым среди них будет слово о Романове Владимире Николаевиче, заместителе начальника училища по учебной работе и преподавателе достаточно трудного предмета «Теоретическая механика». Небольшого роста, подвижный, необычайной эрудиции человек. Он влетал в класс со звонком и сразу переходил к делу. Дело состояло из двух частей.

На одном уроке он излагал новую тему, решал типовую задачу по этой теме и тут же давал нам решить две-три задачи. Ходил по рядам, заглядывал в тетради и, если видел, что курсант решает правильно, шел к журналу и тихо ставил пятерку. Затем в конце пары подводил итоги. На другом уроке сразу начинал опрос. Причем к доске вызывались два-три курсанта, которые решали задачи и излагали теорию. А пока они решали, задавал вопросы классу – перекрестный опрос. Не готовиться к его урокам было нельзя. Именно он поставил мне единственную двойку в мореходном училище.

Я опоздал из отпуска на две недели (не было денег на билет), поэтому первые пять пар пропустил и суть предмета из рассказов друзей не уловил. А он вызвал к доске, не спросив, был ли я на его уроках, задал вопрос и, не получив ответа, поставил двойку. Правда, видимо, ему сказали, что я пропустил занятия, и он на следующем уроке эту оценку исправил. И именно он поставил мне единственный раз и единственному курсанту пять с плюсом за то, что я решил задачу неизвестным ему способом.

Чем он поражал: работоспособностью, талантом излагать программный материал, необычайной памятью и другими педагогическими качествами.

Два примера. Он брал мел, чертил на доске от руки окружность, без циркуля. Мы проверяли циркулем – идеальная окружность. И так все, что он рисовал или писал на доске: предельно четко, ясно, понятно, доходчиво, быстро и темпераментно. Задавал он домашние уроки по учебнику Мещерского, в котором было около тысячи двухсот задач. Содержание этих задач он помнил наизусть, помнил все способы их решения и, конечно, ответ. Поэтому, когда курсант поднимал руку и говорил, что уже решил, он спрашивал ответ и тут же отвечал: правильно или неправильно. Если неправильно, решал дальше. Если верно, и быстро, и самостоятельно – получай пять.

Именно он научил нас творчески подходить к решению не только математических, но и других задач. В том числе и житейских. Именно он объяснял на красочных примерах роль его предмета в развитии судостроения и судоходства, в обеспечении безопасности мореплавания. Многие выпускники хранят о нем добрую сыновью память.

К сожалению, он рано ушел из жизни (подвело беспокойное сердце), но его супруга пережившая его лет на двадцать, частенько появлялась в училище, общалась с его учениками и коллегами, уходила успокоенная и умиротворенная – ее заслуженного супруга в училище многие помнят и только с положительной стороны.

На многие годы осталась в памяти тоже безвременно ушедшая преподаватель математики Воловник Екатерина Павловна. Потеряв во время войны мужа (оккупанты казнили его), воспитывая одна сына, страдая, как и все, от бедности, она, тем не менее, приходила на уроки строгой, подтянутой, опрятно и чисто одетой, с безукоризненными манерами поведения настоящей интеллигентки.

Была требовательным, четким, последовательным преподавателем, уделяя внимание каждому курсанту, и добивалась, чтобы каждый из нас усвоил все темы. В оценках была безжалостна. Говорила, что это не она строга, а математика, которая любит точность, упорядоченность, последовательность и логику.

Предмет свой излагала увлекательно, без лишних слов. «Моряк, - говорила, - без математики не моряк». И упорно нас учила. Приходила почти каждый день на консультации и всем, кто желал, дополнительно разъясняла непонятое. Никогда никому не отказала в помощи.

Сын ее, Михаил, закончив среднюю школу, поступил в Одесское высшее инженерное морское училище. Закончил электромеханический факультет и аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию. Став на ноги и получив квартиру, забрал мать в Одессу, где Екатерина Павловна и закончила стоично свой жизненный путь, оставшись надолго в памяти своих благодарных учеников.

Большим знатоком, романтиком и поклонником русской литературы был преподаватель Забалуев Владимир Петрович. Талантливый рассказчик, артист на уроках, он умел изобразить любого литературного героя. Считал, что каждый моряк должен знать все богатство мировой и советской литературы, особенно русской классики. Любил и высоко оценивал тех, кто много читал, свободно владел богатым русским языком и глубоко проникал в тайны того или иного литературного произведения. Он поощрял нас к написанию сочинений на вольные темы и сверх программы, и любил анализировать с обязательной похвалой авторов понравившихся творческих работ. Обожал грамотных курсантов и превозносил их до небес, мне тоже доставались его положительные оценки.

Александра Александровна Гаспари (Мельникова) преподавала у нас английский язык. В те далекие годы рекомендовала учить его добросовестно и уметь общаться. Мы старались. Трое из нашей группы, и я в том числе, даже государственные экзамены сдавали на английском языке. Мы могли разговаривать и понимать друг друга. Но потом органы госбезопасности начали бдительно опекать знатоков английского языка, тормозить их выход за границу из-за боязни, что такой человек может сбежать за рубежом (прецеденты были). Поэтому мы его потихоньку забывали и сейчас на закате жизни у меня в памяти остались одна-две сотни слов, и все.

Но учительница у нас была классная. Неумолимая к просьбам поставить хотя бы «три», чтобы пойти в увольнение на свидание. Заслужил «два» - и никаких сантиментов. «Хочешь на свидание, - говорила, - учи английский. Тогда пойдешь.

Любили мы и преподавателя черчения Георгия Емельяновича Пастуха. Он считал, что для механика это главный предмет. Добивался четкой графики и умелого чтения чертежей. Я был слабоват по его предмету, с точки зрения чертежей, но свой недостаток компенсировал досрочным исполнением задания, чем и заслужил его уважение.

Бескорыстный, спокойный, невозмутимый человек, с постоянным афоризмом «Без ГОСТа нет чертежа, и нет механизма, и детали. ГОСТ надо уважать». Уважали и его, и ГОСТ.

Преподаватель физкультуры Ашпис Илья Владимирович и руководитель духового оркестра училища Капуллер Исаак Абрамович. Оба евреи, оба любимцы курсантов. Относились они к нам, как к своим детям.

Илья Владимирович лучших спортсменов и слабеньких курсантов (в физическом смысле) подкармливал даже из собственного кармана. А Исаак Абрамович, будучи казначеем кассы взаимопомощи, помогал всем, кто к нему обращался, но строго следил, кто и на что тратит деньги. Никто не мыслил училища без этих двух людей.

Ашпис был славен потому, что выращивал классных спортсменов, победителей городских, областных и республиканских спартакиад и соревнований, а Капуллер всегда и везде, в строю или на парадном марше, на торжествах и на построениях создавал со своим классным оркестром неповторимый колорит праздника и особое состояние души под марш, туш или гимн.

Оба они дожили до старости, до конца дней своих обожали училище и приходили к нам на все торжества, никогда не хныча и ни на что не жалуясь.

И когда собираются выпускники, задаются вопросы: «а помнишь Капуллера, а помнишь Ашписа, а не забыл ли Карандасова или Рубина?».

Но особенно мне хочется отметить исключительно плодотворную, подвижническую, строго направленную работу с курсантами Петра Лукьяновича Карандасова, капитана первого ранга, заместителя начальника училища по военно-морской подготовке, уделявшего огромное внимание формированию из нас настоящих офицеров флота, как военного, так и торгового.

Умение жить в коллективе, ухаживать за собой, соблюдать форму одежды, нести ответственно дежурно-вахтенную службу, быть джентльменом, обладающим и общим развитием, и морским шармом или лоском – эти качества нам прививались военной кафедрой и лично Петром Лукьяновичем, который и сам прожил сложную жизнь, прошел строгую школу флотского бытия. Достаточно сказать, что в тридцатых годах он воевал в Испании и вернулся оттуда с тремя орденами Ленина и тремя орденами боевого Красного знамени.

Испанскую войну он прошел от лейтенанта до капитана первого ранга. Был назначен комендантом Севастополя и начальником Севастопольского высшего военно-морского училища. В период защиты Севастополя в 1941-1942 годах вывел курсантов училища на передовую. Севастополь на какое-то время отстояли, но потери были большими. За это разжаловали до капитан-лейтенанта и послали командовать штрафной ротой морской пехоты. И здесь он опять проявил героизм. Его восстановили в звании, вернули все награды и представили к званию Героя Советского Союза. Но штрафникам таких наград не давали. После войны был направлен на службу в Херсонское мореходное училище.

Как заместитель начальника он много сделал для становления молодого учебного заведения, особенно для развития в нем морского духа, морских традиций и морского порядка. Все эти качества прививались строгой рукой, но и в то же время отеческой.

По вине курсант мог быть жестко наказан, но, если попадал в беду или заслуживал доброго внимания, то такой курсант и выручался, и поощрялся так, как это делал бы и любой отец. Недаром, его курсанты звали «отец родной», с приволжским оканьем или просто «батя».

Для него мы все были родными – и хорошие, и плохие, и отличники, и двоечники. Всем уделялось ровное и спокойное, мудрое и повседневное внимание. Значительно больше доставалось от него офицерам, командирам рот. Не дай Бог, не хватило обеда, недополучили форму, опоздал в строй – взыскивалось вначале с командира, а уж потом с курсанта. Это приучало воспитателей не скрываться за спинами коллег и курсантов, а скрупулезно выполнять свои служебные и уставные обязанности.

Работал он много. Просто «рабочего времени» у него не было. Он мог прийти в экипаж задолго до подъема, часов в пять утра, и проверить несение дежурно-вахтенной службы (не спит ли кто) и выход на работу поварского персонала курсантской столовой и камбуза, и качество, и количество полученных продуктов на завтрак и обед. Мог проверить и открывание форточек в кубриках, и наличие воды в кранах умывальников.

Но самое главное – проверить подъем. Сигнал, вскакивание с постелей, бег в гальюны и через семь-десять минут команда «На зарядку выходи!». В любую погоду, кроме метелей и морозов за двадцать пять все курсанты строились на зарядку, а потом умывание, бритье, одевание, смотр внешнего вида младшими командирами. Даже мелочи у него не проходили. Но и командиры рот были под стать ему.

Особым уважением у нас пользовался наш командир – Михаил Захарович Рубин. Это был, поистине, командир – и строг, и заботлив. Вначале научи чему-нибудь, а уж потом требуй выполнения познанного. Нас, малышей, Михаил Захарович лично учил как мыть окна, протирать стекла, убирать в курилке и в коридорах, в туалетах, и в аудиториях. Тогда не было чистящих средств для стекол, поэтому влажной ветошью протиралось стекло с двух сторон, а потом скомканными газетами эта влага выбиралась. Ни полос, ни пыли не оставалось, окна были прозрачными как хрусталь. А личная гигиена? Михаил Захарович иногда приходил ночью часа в два, откидывал одеяло с ног и, если у кого-то они были «не очень», будил этого курсанта, уводил в умывальник и туалет, предлагал убрать мусор, а потом помыть ноги, чтобы были чистыми и не пахли. Двух-трех таких побудок в назидание хватало - а кому хочется вставать ночью и убирать туалет вне очереди. И вот, уже вечером перед отбоем в душе и умывальнике очередь – все моют ноги и стирают носки. В меня, например, эта процедура так вошла, что всю жизнь, приходя домой, я снимал обувь, носки, мыл ноги, стирал носки, и только потом позволял себе ужинать. Но это – гигиена личная.

А более значительное внимание командир уделял не только нашему внешнему виду, строевой подготовке, но и самовоспитанию, нашей учебе и поведению. Как любящая мать, он замечал у нас малейшую простуду, плохое настроение и так далее. Тут же следовало направление в санчасть или выяснение наших неприятностей. Как мы понимали, он не все докладывал наверх, а лично решал наши проблемы вплоть до внеочередного увольнения или помощью деньгами.

Не стеснялся подходить к педагогам и просить уделить внимание конкретному курсанту, быть повнимательнее к молодому человеку. То есть рота у него была – его семья и он умело привлекал к воспитанию курсантов наших старших товарищей, до училища воевавших, служивших в армии или плававших на судах морского флота. Именно они были нашими старшими братьями.

Но «грешников» долго не прощал, особенно тех, кто нарушал порядок, и лгал, выкручивался, сваливая вину на других людей или обстоятельства. Терпеть не мог врунов, предателей, не честных и не чистых на руку курсантов. Таким, говорил, ни в училище, ни на флоте места нет. Флотский экипаж – это особая каста и ее должны составлять проверенные морем и внешними обстоятельствами моряки и, конечно, курсанты.

Должен сказать, что Михаил Захарович не отличался шибкой грамотностью и образованностью. В офицеры его вывела война, на которой он хорошо проявил себя – двенадцать боевых наград. Но в нем текла какая-то житейская мудрость, проявлялась педагогическая сметка, природное умение видеть людей и их нужды и запросы, и находить правильное решение.

Удивительно, но он знал о каждом из нас все и достаточно умело поддерживал положительные качества и ненавязчиво гасил наши отрицательные черты, поступки и выходки. Его побаивались – он был строг и громогласен. Если, паче чаяния, выходил из себя (а доводили иногда, хоть и редко), то голос его слышался на всей прилегающей территории и во всем большом здании мореходки. Не случайно, ему доверялось отдавать команды на построениях и переходах, рапортовать начальству на праздниках и встречать докладами почетных и высоких гостей.

Его любили. Он был скромен и общителен в быту, не зарывался в мелочах и, самое главное, всегда готов был помочь, посоветовать, что и делал успешно и ненавязчиво, но настойчиво. Его школа – это школа жизни, правдивости, честности, организации учебы, работы и бытия.

Многие поколения курсантов вспоминают его с доброй улыбкой и сыновней благодарностью. К ним отношусь и я. Именно он вместе с Ларионовым помог мне найти и сотворить себя достойным курсантом, на примере которого воспитывали остальных.

Иван Данилович Ларионов пришел к нам в училище после окончания Одесского высшего инженерного морского училища в сентябре 1951 года в качестве начальника судомеханической специальности и преподавателя предметов «Техническая термодинамика» и «Судовые паровые машины» (тогда на флоте это были главные энергетические установки).

Нас, курсантов, и меня персонально он поразил своей великолепной памятью и исключительной подготовленностью, грамотностью, глубокими и совершенными знаниями. И сразу стал кумиром. Он зашел в класс с одним журналом, сделал перекличку и, по-моему, со второго захода уже знал нас по именам и фамилиям. Потом назвал и охарактеризовал предмет, тему урока и почти все полтора часа, кроме закрепления материала, объяснял суть предмета, писал бесконечные формулы, не допуская ни одной ошибочки (потом мы проверяли), ни одного сбоя и не заглядывая даже в план урока. Потом спросил нас кто как что понял. Если ответ был не очень точен, повторял, поясняя непонятое. Причем, все это ему давалось легко, объяснялось убедительно, хорошим голосом, эмоционально, доступно и четко.

Потом он будет преподавать и другие предметы, также легко и грамотно и особенно формировать из нас личностей. Это тоже ему удавалось. Он мог в беседе ненавязчиво узнать у каждого его интересы, увлечения, любимые и не очень предметы, не зацикливался только на своих предметах, а признавал важность всех учебных дисциплин. Ежедневно интересовался успехами и неудачами группы и курса, привлекал старших для помощи младшекурсникам, добивался знаний истинных, а не формальных, четко определял возможности и пределы каждого.

За меня и некоторых ребят-однокашников он принялся сразу, ставя высокие цели и задачи, помогал преодолевать трудности, преподносил науку учиться. Мне лично он – посоветовал учить уроки не на завтра, по расписанию, а каждый предмет и его тему усваивать сегодня, в день, когда преподаватель объяснил новый материал. Что это давало? Лучшее запоминание. Сегодня я прослушал лекцию, по горячим следам повторил ее, запомнил, усвоил. Причем, запомнил на перспективу, ведь следующий урок мог быть на следующей неделе. Такое запоминание на перспективу помогло мне легко готовиться к экзаменам, ведь знания откладывались в дальней памяти, хорошо усвоенные.

Он четко требовал от меня только отличных оценок, многократно поощрял и благодарностями, и грамотами и дополнительными увольнениями, что было очень престижно, когда я начал бегать на свидания. Он так и говорил: «Сходи к Джеме». И хвалил меня среди старшекурсников, что для нас было очень престижно и курсанты старших курсов приходили в нашу аудиторию знакомиться с курсантом Фоминым.

Говорю об этом не потому, что приятно вспомнить молодость, а потому что в педагогике и сегодня можно находить неизбитые формы заинтересованности учеников в знаниях. Вплоть до признания: «В этой теме, предмете ты разбираешься не хуже меня. Молодец!». И что может быть выше этой оценки! И что может вооружить такой ответственностью за результаты учения, как слава перед всем классом: «Ты ушел дальше программы, больше я тебя спрашивать не буду, встретимся на экзаменах. На мои уроки можешь не приходить». Но я приходил.

Я, как и вся молодежь, любил умных и непривередливых педагогов, нестандартно мыслящих и поступающих.

Мы с Иваном Даниловичем будем совместно трудиться в мореходке вплоть до его кончины в 2005 году. И в конце жизни он скажет: «Я тебя правильно учил и теперь ты стал моим учителем и наставником». Спасибо ему за это признание, но все-таки Учителем с большой буквы был у нас в училище Ларионов Иван Данилович. Вечная память ему и сыновья благодарность от его воспитанников.

Иван Данилович будет близко знать мою семью – Джемму и моих сыновей, Олега и Женю, будет заходить к нам в гости и приглашать нас к себе, в элитное общество нашего города, куда были вхожи и большие интеллектуалы и известные люди – руководители, театралы и моряки. Он дожил до восьмидесяти трех лет и перед смертью сказал, что скоро уйдет в мир иной, а я, как его ученик, должен пережить его. И здесь он отдавал пальму первенства не себе, а своему ученику.

Хотел бы к его житейской положительной характеристике добавить и такой немаловажный факт. Иван Данилович считал, что жизнь не в карьере, а в реализации тех возможностей и ресурсов, которые ему достались, в совершенствовании своих возможностей на любом житейском месте. Не случайно он трижды отказывался от должности начальника училища, дважды от должности в обкоме партии (не многие знают, как это было престижно). Он говорил: «Я на своем месте. Здесь я чувствую себя и комфортно и человеком. А что из меня получится на новой должности, я не знаю и никто не в силах это предугадать. Каждому свое». Это его любимая присказка.

Вместе с Ларионовым в училище пришла большая когорта его соучеников по высшей мореходке. Это Геннадий Григорьевич Грецов, Борис Николаевич Зубков, Вячеслав Николаевич Поносов, Геннадий Сергеевич Сазонов. Последние двое поработали в училище один-два года и ушли на флот, оставив о себе добрую память у тех курсантов, которых учили уму-разуму. А вот преподаватели Зубков (впоследствии заместитель начальника по воспитательной работе, я его потом сменю на этом посту) и Грецов (впоследствии начальник судомеханической специальности, и его я сменю на этом посту) поработали очень долго, полноценно и результативно. Оба преподавали двигатели внутреннего сгорания и судовые вспомогательные механизмы. Оба были асами в своем деле.

Грецов научил меня выдержке, спокойствию, умению не горячиться, а спокойно разбираться в любом деле и принимать любые, даже негативные решения, взвешенно и обстоятельно, каков он сам и был. Он всегда защищал меня от внешних обстоятельств и помогал в решении житейских проблем.

Я благодарен этому человеку за его стойкость и четкость во взглядах на жизнь и на людей. За его верность дружбе и симпатиям, за науку жить и бороться с искушениями и трудностями. «Главное – семья, - говорил он, - это наш крепкий морской тыл. Береги Джемму и не огорчай ее». Жаль только, что я не всегда следовал его советам и не всегда был внимательным к своим близким.

Борис Николаевич Зубков был быстр, энергичен, решения принимал мгновенно и умел доводить их до логического конца. Во мне, тогда курсанте, а потом комсорге училища, увидел свою смену. Тщательно натаскивал меня по проблемам воспитания молодежи, организации массовых и других ценных мероприятий. Он научил меня планировать свою деятельность на перспективу, на год, месяц и даже на день. С тех пор, уходя с работы, я намечал себе план работы на завтра, а утром его корректировал и старался выполнить. Не всегда это удавалось. Мне часто мешала текучка, желание побыстрее все сделать. Ан, не все нужное – возможно. Обстоятельства, порой, бывают выше нас. Но не виню Зубкова.

Он потом будет занимать высокие должности в Черноморском морском пароходстве и трудиться продуктивно и напряженно. Потом увлечется спиртным, благо моряки от его недостатка не страдали (если у нас не было, везли из-за рубежа). Но, молодец! Сам очнется, преодолеет себя и будет работать до пенсии на педагогическом поприще. От него я перенял мгновенные реакции на события, умение сразу, почти без правки, сочинять письма, справки, обзоры, доклады, информации и так далее. И самое главное! Выступать не по писаному. Он любил слова Петра І: «А боярам впредь выступать не по писаному, дабы дурь каждого видна была».

Это, кстати, хорошая наука. Она научила меня экономить время, быстро реагировать на текущие события и приучила пользоваться только тезисами на четверть или полстраницы. Тренировка лекторского мастерства, которая так необходима педагогам и воспитателям – неотъемлемая часть работы любого воспитателя. А умение сжато, кратко, четко и умно выражать свои мысли нужны каждому человеку.

Хорошее впечатление оставил о себе и замполит училища начала пятидесятых годов Василий Степанович Шевченко. Он, будучи руководителем высокого ранга, проявлял отеческую заботу о курсантах, их быте, питании, обеспечении всем необходимом. Но самым главным его качеством было умение и держать некоторую официальную дистанцию, и быть близким доверенным лицом для каждого курсанта. Простота в общении, постоянные и понятные житейские советы, которые он нам давал, позволяли преодолевать сложную систему взаимоотношений: педагог – курсант, офицер – курсант. Мне он и лично дал совет, как поступать после училища: продолжать учебу в ВУЗе на стационаре или работать и учиться заочно.

- Если у тебя своя семья или родители нуждаются в помощи – иди, работай. Во всех остальных случаях – иди, учись.

Я вначале пошел учиться, но вовремя одумался, перевелся на заочное, вернулся из Ленинграда в Херсон, к Джемме и пошел работать. И правильно сделал. Жизнь подтвердила этот выбор. Семья была сохранена, работа кое-чему научила.

Интересные советы и наставления давал мне, когда я стал работать в училище, начальник судоремонтной специальности Степан Андреевич Глотовский. По-житейски мудрый человек, он занимал крупные должности в отечественном судостроении, вплоть до главного инженера большого завода. Но по каким-то причинам ему «позволили» покинуть этот пост и переехать в другой горд, в другую республику. Он попал в Херсон, где его с радостью взяли на работу. Его опыт, выдержка, спокойствие, интеллект и интеллигентность сделали его любимцем курсантов и не только этой специальности.

Меня, как комсорга училища, он оберегал от политизации своей должности, призывал быть ближе к курсантам и помогать им в освоении профессии и воспитании общечеловеческих и мужских качеств. И при разборке персонального дела какого-либо курсанта его отделения, он всегда давал четкие и конкретные советы, учил умению постигать человека и понимал причины случившегося. И, к счастью, эти советы были объективными и помогали принимать правильное решение.

Вспомнил я и других людей, как говорят, старших товарищей. Это были родители моих друзей, Бориса и Владимира Барулиных. Их отец, Михаил Семенович Барулин, был директором Бериславского педагогического училища, а мать, Софья Евсеевна Бурда, заведующей Бериславским райотделом народного образования.

Поскольку с Борисом мы учились в одном классе, а жили рядом, то и уроки, как правило, делали вместе. И делали их довольно продуктивно и серьезно. А родители, приходя с работы, проверяли наши домашние задания, добавляли кое-что новое, учили анализировать прочитанное, логически решать математические задачи. И вообще, учили жизни, умению делать себя и свой характер. Но самое главное, почему и я, и Борис беспрекословно слушали их, было в том, что они говорили с нами, как с равными, со взрослыми людьми, даже как бы советуясь с нами. Это и есть, на мой взгляд, как бы высшая школа педагогики – видеть за несмышлеными детьми человека, достойного уважения. Это ко многому обязывает ученика и делает его более самостоятельным.

Хотелось бы добрым словом вспомнить тех, с кем я плодотворно работал в нашем училище и которые существенно и благотворно влияли на меня с точки зрения опыта и взаимодействия.

В первую очередь это касается замполитов училища. К таким личностям я бы отнес Лиханского Валентина Сергеевича, Харламова Виталия Георгиевича, Мартынова Виктора Евсеевича, Жакомина Александра Ивановича, Синько Валентина Андреевича, Шумея Александра Ивановича, Лебедя Владимира Михайловича.

До меня замполитами работали Харламов В.Г., Лиханский В.С., Мартынов В.Е., остальные работали после меня.

Виталий Георгиевич Харламов, воспитанник ОВИМУ, пришел к нам в училище рядовым преподавателем. Его жена, врач по специальности, работала длительное время заведующей областным отделом здравоохранения. У них был сын, тоже врач. Это была семья четких и строгих правил, ответственная во всех отношениях. Я уважал и главу семьи и Екатерину Михайловну Харламову, тем более, что она всегда активно помогала в решении медицинских проблем курсантов – лечение, медкомиссии и так далее.

Виталий Георгиевич – умный, интеллектуальный, исключительно организованный, педантичный, строгий, волевой и принципиальный человек. В решении всех, даже самых сложных и бурных вопросов, не выходил из себя, оставаясь настоящим интеллигентом по отношению к окружающим. Но своего всегда добивался.

Меня он всегда вежливо направлял: надо заступиться за курсанта, но надо добиваться и того, чтобы он поступал в соответствии с нашими требованиями. А если не реагировать на его поступки и, не дай Бог, покрывать их, то и человека из него не сделаешь.

У него было несколько тетрадей с фамилиями всех курсантов с обязательными данными: кто родители; где живут; краткая характеристика курсанта (объективная, со всеми достоинствами и недостатками); семестровая успеваемость; текущая успеваемость; нарушения дисциплины; добрые деяния; наказания – кто и за что наказал, когда; поощрения – кто и за что поощрил, когда; с кем дружит; кто на него имеет влияние в группе, в училище, в городе. Сейчас, в век компьютерной техники, воспитатели не очень хотят обрабатывать такие данные о человеке. А тогда? Как это было сложно, сколько на это требовалось времени? Это мог сделать только он, Виталий Георгиевич Харламов.

С ним было легко работать. Звоню по внутреннему телефону: «Виталий Георгиевич, мои друзья интересуются своим сыном, Вашим курсантом, Хилюком Сергеем. Что мы о нем можем сказать?».

- Одну минуточку.

Берет тетрадь и через секунду выдает полную информацию, которую я тут же сообщил по междугородному телефону.

Так быстро отреагировать можно было только по судоводителям. А с должности замполита его освободило бюро Херсонского горкома партии за драку курсантов двух мореходных училищ с парнями судостроительного и комбайностроительного заводов, живших в общежитиях на жилмассиве города по проспекту Ушакова. А жаль!

Кстати, в рыбной мореходке за это же самое был освобожден от должности тоже легендарный человек, Герой Советского Союза Коваленко Анатолий Алексеевич, дочка которого, Татьяна, до сих пор работает в нашем училище.

В.Г.Харламова на посту замполита сменил Лиханский Валентин Сергеевич, выпускник нашего училища 1948 года (первый послевоенный выпуск).

Он был энергичным и неутомимым работником, непоседой с большим количеством идей. И хоть не все идеи претворял в жизнь, но за что брался серьезно и воодушевленно, доводил до конца. Главным его достижением была борьба с пьянством, как среди курсантов, так и среди сотрудников. Недаром во всех кругах училища говорили, что Валентин Сергеевич обладал особым даром определять, где выпивают курсанты, или в каком помещении сотрудники готовят фуршет по какому-то поводу. И всегда он появлялся там в нужное время, в нужный момент и в конкретном месте.

В училище он поработал года два, партийные органы перевели его на партийную работу на местный судоремонтный завод. Вместо него пост замполита занял тоже наш выпускник 1953 года – Виктор Евсеевич Мартынов, который до этого три года поработал инструктором Херсонского горкома партии.

Виктор Евсеевич совершенно другой человек. Он был добрым душевным человеком, уважал курсантский состав, проявлял о нем заботу и внимание, много занимался вопросами улучшения социально-бытовых условий жизни всех курсантов. Но так как эта деятельность должна была подкрепляться серьезными материальными вливаниями (например, на замену двухъярусных кроватей одноярусными требовалось пятьдесят тысяч рублей), которых в условиях жесткого государственного финансирования и контроля добиться было невозможно, то и успехов в этом отношении не было. Да, и объективно, не могло быть.

Через год Виктор Евсеевич ушел на другую работу по собственному желанию, так как не смог сработаться с новым начальником училища Ивановым Б.Н., о котором я расскажу в следующей главе.

Новый начальник произвел перестановку кадров с ведома министерства и с согласия местных партийных органов. После Мартынова замполитом училища работал я с 1968 года по 1998 год с небольшим перерывом (1978-1980), когда меня сменил В.М.Лебедь, которого в 1980 году снова сменил я.

Коротко оговорюсь. В 1977 году, получив очередное партийное взыскание за художества группы курсантов – отказались от обеда в знак протеста против исключения из училища их товарища. Я написал заявление с просьбой о переводе на преподавательскую работу. Мою просьбу в 1978 году удовлетворили и назначили начальником судомеханической специальности и преподавателем специальных дисциплин.

Владимир Михайлович Лебедь отработал два года, работал добросовестно, стратегически и тактически правильно. Но эта работа не была его уделом и предназначением. И он вернулся на свое старое спокойное место ведущим конструктором ЦКБ (центральное конструкторское бюро судостроения) «Изумруд», где благотворно трудился еще долгие годы.

А коллектив училища прислал ко мне делегацию в лице В.И.Харлова, В.М.Пономаренко с просьбой вернуться на прежнее место. Видимо, до этого они согласовали вопрос с начальником училища Атаманюком В.Ф. и с Суворовским райкомом партии. Так что, возвращение блудного сына состоялось в 1980 году, а начальником специальности был назначен В.М.Пономаренко.

Нужно сказать, что с поста я ушел сам. А вот курсанта Кущенко Юрия, организовавшего бойкот обеда, так называемую забастовку, решили отчислить из училища. Парень хорошо учился, но имел крутой характер, был правдолюбцем. За ложь мог дать и оплеуху, что и делал с некоторыми товарищами, так что взыскания у него были.

Пришлось потратить массу энергии, сил и убедительности, чтобы оставить его в училище и дать закончить наше учебное заведение. К счастью, я не ошибся. Он стал впоследствии капитаном парусного барка «Товарищ», причем хорошим капитаном. А после его утери, уже в период независимости Украины (кому он был нужен, этот парусник), стал капитанить на яхтах и пассажирских лайнерах у миллионеров стран Юго-Восточной Азии, где также подтвердил свой авторитет и высокие профессиональные качества. А недавно, лет пять назад он стал моим соседом по даче.

В 1998 году я был снова переведен на преподавательскую работу и в 1999 году назначен помощником начальника училища (колледжа). В этом же году меня избрали в состав правления Херсонского городского благотворительного фонда содействия развитию морского дела «Морское братство» и назначили директором этого фонда. На этих должностях я проработал более десяти лет, вплоть до выхода на пенсию и отъезда из Херсона. Дела замполита я передал Александру Ивановичу Жакомину, бывшему подполковнику госавтоинспекции, доброму человеку и достойному работнику. Работа в органах внутренних дел его не ожесточила и он по-человечески относился к людям. Ушел по болезни в 2004 году и на его место был назначен молодой педагог, выпускник местного пединститута, тоже Александр Иванович (его прозвали Александр третий), но только Шумей.

Энергичный, думающий, нестандартно мыслящий человек. Он, на мой взгляд, мог бы принести много пользы колледжу, но почему-то через год ушел на другие хлеба, вне колледжа.

Не могу не отметить еще большую группу коллег, друзей, братьев «по оружию», людей, которым и я помогал и которые мне подставляли свои плечи и безвозмездно дарили многочисленные советы, убеждения и предупреждения. Это Виктор Никифорович Плющ, Сергей Юрьевич Лисовой, Виктор Иванович и Раиса Васильевна Харловы, Василий Михайлович Верешко.

Виктор Никифорович Плющ – это особая страница в истории судоводительской специальности, начальником которой он был двадцать лет. Талантливый педагог, многогранная личность, необычайно умный, развитый, всесторонне одаренный человек с большими человеческими качествами и достоинствами, он пользовался непререкаемым авторитетом и у курсантов, и у коллег. Был добрым советчиком и помощником всех, кто к нему обращался. И, если на флоте есть капитаны – умники, профессионалы и настоящие мужчины, то это, безусловно, его воспитанники.

«Штурман, - говорил Плющ, - это остро отточенный карандаш, карта и педант, педант и еще раз педант». Этот его афоризм знает весь флот. При этом «педант» определяется в самом хорошем смысле этого слова.

Мало того, что мы вместе с ним много лет вместе работали, у нас и дачи были рядом и мы дружили, как говорят, семьями. Я хорошо знал и его супругу Аллу Степановну, и его сына, ныне капитана дальнего плавания, а в прошлом – нашего курсанта.

Сергей Юрьевич Лисовой пришел к нам в 1991 году после развала СССР и ликвидации КПСС из Суворовского райкома партии, где работал заведующим организационным отделом. После разгрома партии и развала Союза партийных работников считали чуть ли не врагами народа. И вот, Лисовой С.Ю. – яркий пример того, что в партийных органах тоже были талантливые и одаренные люди, бесконечно работоспособные, чуткие, внутренне организованные и коммуникабельные. Он активно помогал мне в работе и в личном плане, особенно в решении тех вопросов, которые зависели от «власть предержащих», где у него осталось много друзей. Училище приобрело в его лице достойного сотрудника – начальника заочного факультета.

Особенно я хотел бы отметить деловые отношения на высоком уровне, крепкую мужскую дружбу и взаимную поддержку, достойное сотрудничество с выпускником 1976 года, капитаном дальнего плавания, лоцманом порта Херсон Василием Михайловичем Верешко.

Верешко учился, по понятиям наших сотрудников, в сложной роте. Здесь были ребята-правдолюбцы, бескомпромиссные во всем и, главное, ничего не боявшиеся. К чести их, надо отдать должное, все они, кто пошел на флот, быстро стали капитанами и долго и плодотворно трудились на благо флота и нашей державы.

Сойдя на берег, Василий Михайлович стал развивать связи с училищем, был одним из основателей фонда «Морское братство» и председателем правления. Я же в фонде был исполнительным директором и должен отметить выдающийся вклад его в становлении и большой работе этого фонда. Его энергия, морской опыт, знание людей пригодились нам в нашей работе. Вопросы он решал деловито, быстро и энергично, и, как правило, безошибочно. Ко мне относился с уважением и, когда наши мнения не совпадали, говорил: «Я бы советовал сделать так-то и так-то. Я так и делал. И все выходило правильно, грамотно и в финансовом плане безупречно. Так что мы воспитывали не только капитанов, но и хороших людей с высокими деловыми качествами и моральными устоями.

Мы с Джеммой и наши дети дружили с семьей Харловых, оба представителя которой, Виктор Иванович и Раиса Васильевна, работали в училище. Виктор Иванович хоть и был начальником отдела практики, но тяготел к общественной работе и неоднократно избирался председателем профкома, сначала курсантского, а потом и объединенного, училища. А Раиса Васильевна бессменный методист и патриот заочного отделения. Умная, внимательная, общительная женщина, как говорят, с золотым характером.

Она всегда давала дельные советы, переживала за нашу семью. Смерть Джеммы восприняла как свою личную утрату, а мой отъезд к сыну в Америку, как потерю для училища. Но я ей остаюсь благодарен за все – за дружбу и сострадание, за поддержку и опору. И если у каждого будет такой верный товарищ, значит, живет он правильно и достойно.

Не могу не вспомнить своих добрых коллег по работе на судомеханической специальности, преподавателей специальных дисциплин Курного В.М., Скрипку Г.М., Бидулю Н.В., Кавуна В.И., Ефимова А.Л., Шехтермана Л.М., с которыми мы всегда находили общий язык по работе с курсантами. Это были требовательные, грамотные и ответственные педагоги.

Нельзя не вспомнить и не признать большого значения для училища работы заместителей начальника училища по военно-морской подготовке капитанов первого ранга (о Карандасове я уже писал) Роика Леонида Федоровича, Риске Юрия Федоровича, Рудометова Павлина Викторовича, Пучинина Игоря Николаевича, Жиганова Алексея Васильевича, Захарова Леонида Александровича. Все они, офицеры военно-морского флота, отдали свою жизнь делу защиты морских рубежей нашего отечества. А Павлин Викторович был еще и выпускником нашего училища 1934 года, тогда это был техникум.

Названные офицеры возглавляли военно-морской цикл училища, были главной ударной силой по привитию курсантам дисциплинарных навыков, несению дежурно-вахтенной службы, выполнению распорядка дня, соблюдению формы одежды и, самое главное, умению честно и достойно служить морскому делу, быть преданными морю и кораблям, женам и семьям.

Вобщем, они были залогом порядка и дисциплины. Не все курсанты их любили, но большинство выпускников благодарны им за науку жизни. На военно-морском цикле работали десятки достойных офицеров. Назову тех, кого хорошо помню, кто вносил достойный вклад в дело воспитания курсантов. Это Черняк Николай Васильевич, Котов Евгений Иванович, Грушко Станислав Александрович, Сербулов Владимир Николаевич, Зарва Алексей Анатольевич и так далее.

Все они достойны большой похвалы, но несколько слов об одном из них. Это о Грушко С.А. Почему о нем?

Его, как никого другого, любили, ценили и уважали курсанты. А это главная оценка человека. Курсанты лучше, чем мы определяли качества командира. А он был требовательным, жестким, принципиальным человеком, по-отцовски мудрым и заботливым командиром.

Начальство к нему относилось несколько хуже из-за его прямого характера и откровенных высказываний против наших недостатков, которые, конечно же, были, но кто хочет о них слушать и слышать. Правда и истина у нас не всегда и не всеми ценилась.

 

<-предыдущая   следующая->

Поделиться в социальных сетях

 
Херсонский ТОП



Copyright © 2003-2022 Вячеслав Красников

При копировании материалов для WEB-сайтов указание открытой индексируемой ссылки на сайт http://www.morehodka.ru обязательно. При копировании авторских материалов обязательно указание автора