ШЛЯХТИЧИ

Казалось бы, далеко отодвинулись от нас гоголевские времена: и герои рассказов нынешних уже не в жупанах и свитках разгуливают, и Украина стала совсем не та, что была прежде – слишком много лет прокатилось, прошумело над нею вихрями, изменив постепенно и вид местности, и образ жизни населяющих эту местность людей. Ну, в самом деле, где вы сейчас повстречаете кузнеца Вакулу или, не ко сну будь сказано, чёрта, на котором тот летал в Петербург? Нет, не повстречаете. Как и черевички царицыны – в далеком романтическом прошлом остались они. Так кругом всё переменилось, что дух побасенок дедовских из памяти подвыветрился, и жизнь не в пример скучнее кажется.

Однако люди обстоятельные, а к их мнению прислушаться и самым начитанным бурсакам не во вред пойдёт, не согласятся безоговорочно с подобными грустными рассуждениями. Вскинут ли они брови задумавшись, покрутят ли ус, покряхтят ли значительно, подперев рукою подбородок, но, поразмыслив, в один голос ответят: «Усэ цэ так, пановэ, алэ тришэчки нэ так». И будут они правы, и разбирать ничего не станут, а только махнут рукой на непонятливого, потому что живёт связующая поколения неизъяснимая ниточка, прочно от прадедов к внукам-правнукам тянется, и никому не оборвать её ни своенравным хотением, ни властными указами, ни сладкими пряниками.

Давно уже и волость перестала быть волостью, и райцентры столько названий поменяли, что и не упомнишь, а подворья сельские как стояли, прижавшись друг к другу плотненько, так на том же месте и стоят. И чёрта иногда поругивать обитателям этих дворов нет-нет, а приходится, ведь кто, как не чёрт, подталкивает добрых людей и сегодня совершать порою такие поступки, которые без его вмешательства вряд ли бы совершились.

В истории, совсем недавно произошедшей с двумя немолодыми и весьма ответственными работниками районного центра, думается, также не обошлось без бесовского наущения. Ладно, были б эти люди какими-нибудь недалёкими или же легковесными. В том-то вся штука, что нет! Ни об одном, ни о другом такого никак не скажешь.

Основной герой истории Василий Петрович Медвидь, человек всеми уважаемый, с высшим экономическим образованием, свою трудовую деятельность начинал в десяти километрах от райцентра, в родном селе, куда без малейших колебаний возвратился после окончания учёбы в институте. Тут он и свадьбу сыграл, взяв в жёны толковую и симпатичную дивчину из «района», и дом новый построил, и очень быстро дорос до должности главного бухгалтера совхоза, поскольку считался человеком деятельным и, как выражалось начальство, перспективным. Но как только нарисовалась на горизонте реальная перспектива выдвижения его в директора совхоза, незыблемые, казалось бы, государственные и системные обстоятельства внезапно изменились, затрещали и начали расползаться по швам. Василий Петрович, абсолютно верно оценив ситуацию, счёл за благо вместе с семьёй перебраться в райцентр, где у него вскорости появился свой продуктовый киоск, затем магазинчик, оформленный на жену, а со временем и вполне приличное даже по городским меркам кафе. Сам же он, будучи специалистом востребованным и характер имея прагматический, накрепко осел в финансовом управлении районной администрации, возглавив бюджетный отдел. Своею обустроенною жизнью Василий Петрович был полностью доволен, резких перемен после пережитого периода потрясений не желал и от поступавших иногда предложений заняться общественной деятельностью отмахивался. Так бы все и далее шло ровненько и размеренно, если бы в финансовом управлении не появился, взамен ушедшей на пенсию руководительницы, новый начальник.

Ну что такое «новый начальник»? Большое событие? Кому как. Конечно, для служащих управления это событие, безусловно, значительное. Вдобавок и встряска добротная: как-никак «новая метла всегда метёт по-новому» и тема для обсуждения увлекательнейшая. Но, по большому счёту, событие так себе, не особенной важности. Лично на Василия Петровича, пережившего на своём нынешнем посту две или три подобных перемены, очередная перетасовка руководства нисколько не повлияла бы, если бы не одно «но», тут же ударившее в глаза: фамилия вновь назначенного.

Звали нового начальника управления Николай Петрович, возрастом он был на пару лет младше Василия Петровича, а фамилию носил Ведмидь. Не было в фамилии прибывшего ничего ни зазорного, ни противоестественного, что могло бы дать повод позубоскалить людям ядовитым или невоспитанным, но нахождение в одном учреждении Василия Петровича Медвидя и Николая Петровича Ведмидя сразу же дало толчок к проявлению у окружающих приступов остроумия, породив весёлое любопытство и пересуды. А весьма скоро возникли и проблемы совсем нешуточные. При этом дело совершенно было не в людях, которые почему-то не сумели между собою поладить. Дело стало в другом: где угодно и как угодно могли соседствовать их похожие фамилии, но только не рядышком с подписями на одном листе финансового документа.

Уже то, что все без исключения работники бюджетной сферы, кому бы в руки ни попал подписанный Медвидем и Ведмидем документ, начинали улыбаться – было нехорошо.

В самом деле, какие шутки, какие улыбки могут быть там, где речь идёт о строжайшем порядке и серьёзных денежных суммах? Категорически быть не должно. Ни в коем случае. Но дело пошло глубже. Неуместные улыбочки и хихиканье оказались всего-навсего фоном происходящего. Неприятнейшим было, что, то ли по причине хронической невнимательности, то ли по какому-то непонятному умыслу, в отчётной документации, словно заразная болезнь, распространилась чехарда с написанием фамилий, инициалов и должностей начальника управления Ведмидя и начальника бюджетного отдела Медвидя. Путаница началась с первого же дня их совместной работы и быстро приобрела размеры бедствия. Боже правый, в каком только виде не возникали на документах их фамилии, как только не перетасовывались буквы и инициалы! Даже говорить неловко. Справедливости ради следует признать, что и сами начальники не раз ухитрялись расписаться не в той графе, где положено стоять их подписям, а в соседней. Причём, ни с одним, ни с другим такого рода казусы ранее никогда не происходили.

Неоднократно делались внушения секретарше, перепроверялись компьютерные варианты всевозможных бланков, исходящие бумаги детальнейшим образом «вычитывались»… Бесполезно. Катавасия продолжалась. Да, можно было бы во всём обвинить секретаршу, к слову сказать, безупречно отработавшую много лет в этой должности, но и тут возникала проблема: основной вал путаницы содержался как раз в документах входящих, а не исходящих. Апогеем документального безобразия стал возвращённый из областного центра отчёт, где были перепутаны уже не фамилии, а должности обоих Петровичей. А новый начальник управления Николай Петрович вдобавок получил по телефону гневное замечание из очень «высокого» кабинета: «Что за бардак у вас творится? Вы что, на месте не можете разобраться, кто руководитель, а кто подчинённый?»

В тот же день Василий Петрович был приглашён в кабинет шефа, и они, уединившись за закрытыми дверями, долго и недоумённо глядели сначала на возвращенные для переделки бумаги, а затем друг на друга, искренне не понимая, каким образом, и расписываясь, и изучая перед этим содержание документа, пропустили такой вопиющий «ляп».

Вывод напрашивался сам собой: ситуацию нужно исправлять немедленно, и предпринять для этого следует нечто кардинальное и стремительное. Но, несмотря на полное понимание того, что нужно что-то делать и делать быстро, «революционное» решение в этот день так и не родилось. Решение должно было созреть. Касательно состоявшегося совещания единственное ещё можно отметить: именно в этот день в кабинете начальника, хотя и вскользь, но впервые было произнесено слово «чертовщина».

Примерно через неделю Василий Петрович Медвидь отмечал свой день рождения. Праздничный стол, естественно, накрыли в кафе, где всем хозяйством, персоналом, продуктами и меню заведовала жена именинника. Поскольку дата отмечалась не юбилейная, количество приглашённых было невелико и ограничивалось родственниками, живущими поблизости, и несколькими коллегами по работе – человек двадцать, не более.

В числе гостей присутствовал и Николай Петрович с супругой. Прекрасный случай представлялся для того, чтобы немолодым уже людям сойтись поближе, познакомить жён и раз и навсегда убрать натянутость, повисшую между ними, словно назойливый комариный звон. А какой стол был накрыт по случаю дня рождения! Какой стол… м-м-м! В лучшем городском ресторане не соорудите вы такой вкусный стол. Всё домашнее, всё свежее! Настроение и у виновника торжества, и у гостей было приподнятое, раз за разом поднимались бокалы, именинник выслушивал поздравления, а его жена, румянясь от удовольствия, – заслуженные комплименты по поводу восхитительной сервировки. В общем, праздник катился просто замечательно.

Так прошло часа два «с гаком». Когда много уже было выпито и съедено, когда хозяева и гости разгорячились, натанцевались и даже утомились, и, казалось бы, оставалось отгулять последнюю стадию застолья с шутками, смехом и рассказыванием анекдотов, всё вдруг пошло наперекос. Кто из гостей выпил лишнюю роковую рюмку, у кого язык оказался плохо подвязан – то дело двадцать пятое. Но тема фамилий именинника и его шефа, тема, которая у трезвых могла быть только «на уме», тут нечаянно поднялась совершенно в открытую. Хоть и в сопровождении доброжелательных ухмылок, но вслух прозвучало даже то запретное, что никак не должно было вылезти наружу, а уж тем более прилюдно: «Два медведя́ в одной берлоге».

Василий Петрович, и без того раскрасневшийся, покраснел ещё больше. Николай Петрович, чувствуя необходимость отреагировать, неприятный момент попытался сгладить: он и улыбнулся, и подшутил по поводу фамилий, и при этом (крайне неосмотрительно, как оказалось впоследствии) упомянул не без гордости, что стародавние предки его были шляхтичами. На том, вроде бы, всё и завершилось. Назвать скандалом случившееся было бы чересчур, но неуместные высказывания день рождения заметно подпортили: многие из гостей почувствовали неловкость, веселое настроение у большинства пошло на спад, и приглашённые стали расходиться раньше запланированного.

Продолжение истории долго ждать себя не заставило. Полностью соблюдя правила приличия, жена Василия Петровича, насколько хватило ей терпения и такта, радушно проводила гостей и лишь тогда, когда осталась с мужем с глазу на глаз, дала волю эмоциям, перейдя сразу же на повышенный тон:

- Пригласили называется! Как порядочного человека пригласили! – выплеснула она на мужа накопившееся негодование. – Шляхтич он, видите ли! Он, значит, пан, а все кругом холопы? А я, дура, наготовила, а я старалась… на порог больше не пущу! Перед женой своей пусть надувается, чтоб ему повылазило!

Василий Петрович, удивлённый такой интерпретацией, в сторону которой мысль его и близко не повернулась бы, взялся объяснять жене, что речь шла исключительно о неудобстве в похожих фамилиях, что разговор был, само собой, тоже ненужный, но всё же совсем не о том, что кто-то пан, а кто-то холоп, и что никто никого не хотел обидеть, и что совсем другое имел в виду Николай Петрович, когда вспоминал своих пращуров.

Жена Василия Петровича объяснения выслушала молча, но в конце, вытирая посыпавшиеся слёзы, заявила жёстко:

- Знаю я, что он имел в виду.

Василию Петровичу не оставалось ничего, кроме как руками развести.

Другого содержания, но, по-видимому, схожий по результатам разговор состоялся и у Николая Петровича со своею женой. Там, возможно, сказалось неоспоримое кулинарное превосходство хозяйки застолья; возможно, куча лестных восхвалений, высказанных по этому поводу в её адрес; возможно, что-то иное, что и предположить-то немыслимо, однако в дни последующие каждая из женщин, увидев другую на своём пути, отворачивалась и с деловым видом переходила на противоположную сторону улицы.

У обоих мужчин на душе также сохранялся неприятный осадок, но, к счастью, совсем не того свойства, что мог бы заметно повлиять на их отношения, личные или служебные. Тут изменений не произошло ни в одну, ни в другую сторону.

Некоторые изменения всё же случились, но в ином. После дня рождения произошли они в восприятии Василием Петровичем слов «фамилия» и «Медвидь». На протяжении всей жизни ни разу не приходило ему на ум, что фамилия Медвидь, звучащая достойно и весомо, может послужить причиной недоразумения либо заключать в себе неблаговидный простецкий оттенок. Теперь же Василий Петрович задумался над этим и задумался крепко. Ему всё чаще стало казаться, что стоило бы унаследованную фамилию, не меняя в корне, чуть-чуть как бы подправить, округлить что ли, и что такое действие и на работе, и дома принесло бы быструю и безусловную во всех отношениях выгоду. Своими мыслями он осторожно, употребив отвлечённый оборот: «А что, если…» – поделился с женой.

- На что оно тебе? Дочка замужем, фамилию сменила, – бросила та в ответ, совершенно не заметив глубины внутренних переживаний Василия Петровича.

Одобрительные слова о смене дочерью фамилии, как ни странно, явились основным посылом для дальнейшего развития событий. Обмозговав женин ответ и так и этак, Василий Петрович подвёл себя к неутешительному пониманию факта, что и жена фамилию Медвидь носит вынужденно, привлекательной и благозвучной её не считая. Удели жена хоть на минутку больше внимания настроению мужа, присмотрись, вмешайся – всё могло бы пойти по другим рельсам. К сожалению, момент был упущен, хотя характер супруга за годы совместной жизни жена изучила прекрасно: Василий Петрович принадлежал к тем людям, которым, если какая задумка в голову войдёт, то уж никак не улетучится, пока не изобретёт себе пусть маломальского, но непременно практического воплощения.

Решение «фамильной проблемы» дозрело, и решение было принято.

На следующий день Василий Петрович, никому не сообщая о своём намерении, отправился прямиком в районный отдел ЗАГС, где подал заявление о смене в паспорте фамилии Медвидь на фамилию Медвидевский.

Что ж, вольному воля, но, как по мне, напрасно он это сделал, ой напрасно. Была у Василия Петровича звонкая фамилия, была у всего района на слуху, а теперь? Ну перестанет она веселить народ, соседствуя с фамилией Ведмидь, ну и что с того? Выветрится новая фамилия, растворится в прочих и никогда не проявит человека так ярко, как, например, бегущие сквозь столетия Скоропляс или Вертипорох. Да что говорить? Ходить далеко не надо: весь райцентр знает егеря из охотничьего хозяйства по фамилии Заяц. Хорошо знает. И безо всякого смеха. А Любовь Ивановна Песня из Дома культуры? О-о-о! С любой другой Любочкой или Любашей возможно ли её перепутать? Песня, она и в самом деле песня. Вот директор школы Задирака Игорь Константинович – тот подкачал, с его фамилией неувязка. Исключение, можно сказать. Он хотя и двухметрового роста, но какой же он задирака? Спокойный он человек. Уравновешенный, образованный и очень вдумчивый.

Действиям же Василия Петровича одно можно найти оправдание: он искренне желал и ситуацию изменить к лучшему, и в то же время от фамилии своей напрочь всё-таки не отказался, решив лишь слегка «облагородить» её.

Прошёл месяц, прошёл другой. С получением нового паспорта вышла непредвиденная заминка: то бумаги официальные пересылались дольше, чем положено, то почему-то с бланками паспортов в областном центре дефицит случился, а затем паспортистка ЗАГСа заболела и на две недели ушла «на больничный». Наконец Василию Петровичу позвонили и сообщили, что документ готов и можно его забрать. Не откладывая визит на завтра, Василий Петрович в тот же день ушёл с работы на полчаса раньше, зашёл в районный отдел ЗАГСа и без всяких проволочек и ожидания в очереди получил новенький паспорт и справку о смене фамилии. Тут же, не отходя от стойки, он прочитал и перепроверил каждую строку в документах: всё было в идеальном порядке. Василий Петрович поблагодарил девушку-паспортистку, во время общения сохранявшую почему-то перепуганное выражение лица, пожелал ей доброго здоровья и удалился. Сойдя с крылечка, он неожиданно столкнулся со спешившим к нему навстречу Николаем Петровичем.

- Василь Петрович! Вот хорошо, что я тебя встретил. Ты никуда не торопишься, нет?

- Нет, – спокойно и честно ответил Василий Петрович, не задаваясь вопросом, с чего это он вдруг так спешно понадобился начальнику.

- Сделай милость, подожди меня пару минут. Разговор есть. Я быстренько! – последнюю фразу Николай Петрович произнёс, находясь уже на верхней ступеньке у входа в районный ЗАГС.

Василий Петрович, соглашаясь, кивнул головой и остался ждать у крыльца, облокотившись о перила. В нечаянной встрече со своим шефом он увидел своеобразный «знак» и стал прикидывать, а не сообщить ли ему прямо сейчас, используя располагающие обстоятельства, о благополучном разрешении конфликта: о том, что наконец-то две похожие фамилии разнесены в звучании и в будущем, напечатанные рядом с подписями, никогда не будут одна другую передразнивать.

Минут через пять дверь отворилась, и из здания вышел Николай Петрович Ведмидь:

- Василий Петрович, тут вот какое дело… – смущённо начал он и сделал паузу, видимо, собираясь с мыслями.

Василий Петрович поднял на него глаза и тут же, боковым зрением заметив странность, вынужден был перевести взгляд на ближайшее окошко первого этажа: там за стеклом, буквально поедая глазами беседующих, маячила преисполненная любопытством паспортистка. Встретив взгляд Василия Петровича, она вздрогнула и шарахнулась от окна в глубь помещения. Ещё через секунду Василий Петрович озабоченно спрашивал своего начальника:

- Петрович, ты говори, что случилось-то?

- Да ничего не случилось. Всё в порядке. Пойдём пройдёмся, я тебе по дороге расскажу.

Однако далеко отойти от места встречи у обоих Петровичей не получилось, потому что после первых же слов, сказанных Николаем Петровичем, Василий Петрович остановился, как вкопанный, и широкое лицо его стало медленно наливаться красной краской. Речь же Николай Петрович завёл под прогулочный шаг вот какую:

- Василь Петрович, разговор у меня к тебе не совсем обычный. Никому я ещё не говорил, но так соображаю, что тебе первому узнать следует: я фамилию себе поменял. Вот только что паспорт забрал новый. Понимаешь, подумал я, подумал: никуда я отсюда двигать уже не буду, да и до пенсии всего ничего осталось… ну поговорят-поговорят и успокоятся. А путаницы и смеха дурного поубавится. В самом деле: ты Медвидь, я Ведмидь… Оно вроде и ничего, но вместе на бумажках глуповато как-то. Вот. Так что фамилия моя теперь не Ведмидь, а Ведмидевский.

И Николай Петрович показал раскрытый новенький паспорт Василию Петровичу. Тот стоял не шевелясь, с отсутствующим выражением лица и глядел не на паспорт, а куда-то вдаль сквозь Николая Петровича.

- Василий Петрович! Тебе что, нехорошо?

Василий Петрович отрицательно подвигал головой, медленным движением достал из внутреннего кармана пиджака точно такой же новенький паспорт и молча протянул его Николаю Петровичу.

Странную сцену наблюдали в этот вечер прохожие у здания районного ЗАГСа: двое немолодых и, что удивительно, трезвых, прилично одетых мужчин взмахивали руками, чертыхались и возбуждённо что-то выкрикивали друг другу, хватаясь время от времени то за голову, то за сердце. Сценка, правда, длилась недолго и закончилась тем, что, успокоившись, оба тихонько пошли в сторону ресторана, расположенного неподалёку от автостанции.

Районный центр, село, да и вообще любой небольшой городишко своеобразен тем, что в нём ни одно событие, даже при кажущемся полном отсутствии зрителей, никогда не проходит незамеченным. От силы через пять минут после начала громкого разговора двух Петровичей к жене Василия Петровича в кафе, задыхаясь от волнения, влетела соседская дочка, девчонка лет тринадцати:

- Тётя Галя! Тётя Галя! Там ваш чоловик! И ще один дядька! Идить скоришэ, бийка будэ!!!

Озвученная информация для жены Василия Петровича оказалась настолько исчерпывающей, что она, минуты не теряя на выяснение подробностей, пулей понеслась в центр посёлка в яростной готовности вцепиться в обидчика и защитить мужа. В это же самое время к автостанции с учащённо бьющимся сердцем спешила и жена Николая Петровича, получившая аналогичное сообщение по телефону от своей подруги. После непродолжительных метаний пути их вынужденно сблизились и сошлись в одной точке. К великому изумлению женщины обнаружили своих мужей не в состоянии ссоры, а целыми и невредимыми, мирно сидящими на одной скамейке в сквере напротив ресторана. И всё же, учитывая предысторию, картина выглядела возмутительно: между мужчинами стояла откупоренная бутылка коньяка, рядом с нею два пластиковых стаканчика, тут же лежала развёрнутая начатая шоколадка.

- Та-ак, – тоном, не предвещающим ничего хорошего, оценила ситуацию жена Василия Петровича, – вокруг, значит, всех переколошматило, я бегу, сердце выскакивает, а они сидят себе, выпивают!

- Анечка, что случилось? – не понимая причины внезапного появления жены, выпалил Николай Петрович.

- Это ты мне скажи, что случилось! Драку затеял? Совсем из ума выжил?

- Ах, вот оно что… – произнёс Николай Петрович и, поворотившись к своему соседу, с усмешкой стал глядеть в его глаза.

В глазах Василия Петровича также засветились иронические искорки. Жёны что-то ещё наперебой тараторили, хватали мужей за руки, но мужчины вроде бы перестали замечать их слова и дёргания за рукав. С полминутки они просидели молча, не то раздумывая, не то вспоминая что-то, затем вытащили из карманов новые паспорта и в раскрытом виде протянули их своим жёнам.

К чему угодно были готовы любящие жёны, когда бежали на выручку к своим мужьям: и к участию в драке, и даже к самым негативным её последствиям. Но после паузы, понадобившейся для рассматривания паспортов и осознания произошедшего, подошёл их черёд хвататься и за сердце, и за голову. Удар был силён. После обретения ими дара речи много ещё было высказано слов разумных и не очень разумных, много прозвучало упрёков непутёвым мужьям, много задано вопросов, но на единственный и, пожалуй, самый главный вопрос: «Зачем!?» – дать вразумительный ответ мужья так и не смогли.

- Зачем, зачем? Ты что, не видишь – шляхтичи они! – уперев руки в бока, поставила окончательный диагноз жена Василия Петровича.

А жена Николая Петровича «гайку закрутила» до предела:

- И как же вы, шляхтичи, завтра людям в глаза смотреть будете?..

Что ещё добавить к этой истории? Пожалуй, нечего добавить.

Красивый летний вечер опустился на райцентр. Затихли улицы, небо стало мягким, как синий бархат. Проступили звёзды. Ответственные финансовые работники Ведмидевский Николай Петрович и Медвидевский Василий Петрович, обнявшись, медленно брели по освещённой редкими фонарями аллейке и в два голоса негромко и старательно выводили песню: «Ой, та-а-ам, на гори-и…». Чуть поотстав от захмелевших мужей, взявши друг дружку под руку, шли их жёны, поглядывая изредка на усыпанное блёстками небо. Но к пению мужей они не особенно прислушивались, так как говорили при этом не о своих благоверных, а тихо и проникновенно о чём-то своём, о женском.

Вот скажите: после всего кто утверждать осмелится, что чёрт к случившемуся не причастен? Ещё как причастен! Сидит, негодник, где-нибудь, притаился, и от удовольствия содеянным лапки потирает.

 

Куцев Евгений 03-2020