Последние странички размышлений

Я стал другим, новым человеком ; а те, для кого      
существовал только старый  “я”, смеялись надо      
мной. Единственно разумный человек был мой          
портной : он каждый раз снимал с меня заново           
мерку, тогда как все остальные подходили ко мне    
со старой и воображали, что она все еще отражает
мои действительные размеры                                    

Бернард  Шоу

этой короткой главе я решил сменить нарратора, поскольку ее смысл был бы несколько искажен.

Моя внутренняя борьба  имеет ни с чем  несравнимое противоречие, т.к. в своих оппонентах у меня имеется подходящий и незаменимый собеседник – собственное “Я”. 
Никто не может так чувствовать и понимать моего характера, как  Я.
Я часто поощряет и наказывает меня  за те или иные жизненные ходы.
Я всегда спорит со мной, доказывая справедливость и логичность своих доводов, иногда соглашаясь с моей позицией, чаще – нет.

Окружающие разделились на два лагеря в оценке моей персоны (или личности? А лучше – персональной личности). 

Доброжелатели, которых меньшинство, называют этот антагонизм невезением и неудачами.

Бoльшаяже часть остальных, испытывающих ко мне неприязнь, – высокомерием.
И те, и другие неправы.
Как можно быть высокомерным перед самим собой?

На своем жизненном пути, который я никак не назвал бы удачливым и везучим, мне встречалось столько удачи и везения, что с лихвой хватило бы на несколько человек.   
Судьба распорядилась так, что мне не раз встречались неординарные личности, а порой – даже знаменитые.

Однажды в поезде “Областной центр – Столица” с мной в пульмане ехал попутчик – проректор Областного Г У.
Я разговорился с ним.
И профессор, справедливо оценивая свои знания и положение, привыкший повелевать, поначалу снисходительно отвечал на мои вопросы.
– Оставь его в покое, – посоветовало мне Я.
– Ну, почему, мне интересно, – возразил я, – к тому же, надоел его нравоучительный тон.

Поначалу я бросил сам ему перчатку вызова и взял Я в секунданты, но ученый-то был эрудированным.
Поэтому, вскоре и Я, позабыв о своих обязанностях и переступив через этикет нравственности и светских правил, присоединилось ко мне.
У атакующего не осталось шансов, но спешить не стоило.
– Что будем делать? – спросило Я.
– Пущай чешет первым, тратит силенки, потом увидим, – успокоил его я, почесывая за ухом.
Мы бросились в заплыв в океан самых различных спектров информации на дистанции “вечер – утро”.

Очевидно, в свое время профессор защитил диссертацию по философии, поскольку – это явно был его конек.
Поначалу он оторвался далеко вперед, подавляя меня и Я диалектикой и научными догмами. 

Это была нечестная игра, поскольку здесь он напоминал рядовых “огоньковцев”, которые с удовольствием обсуждают знакомые им темы и тут же уклоняются от разговора, стоит завести речь о другой, не наезженной колее.
Это им уже неинтересно.
– Вы читали Канта? – спросил он.
– Да, совсем недавно одолел его роман “Остановка в пути”, – ответил я, умышленно упоминая произведение Германа Канта, хотя распрекрасно знал о ком идет речь.
Тут он  мог проглотить и меня, и Я безо всяких проблем.
– Какая, к черту, “остановка”? Что Вы мне мозги пудрите! – возмутился фельдмаршал.
– Ах, Вы об Иммануиле Петровиче! Что-то припоминаю о его критике филисофии и понятии человеческого долга, – попытался улизнуть я.
– Не волнуйся, мы его догоним, – шепнуло Я, – главное, для начала постарайся переключиться, ну хотя бы на религию. Уж поверь мне – эта
каналья клюнет.
Плыть стало интересней, плыть стало веселей.
Слегка придавив самонадеянность противника причинами возникновения лютеранства, с помощью Я, я подкинул в камин дров и пошарил кочергой нарыва на теле, преподнеся это лишь миллионами мертвых клеток, убитых жестокими белыми кровяными пятнами.
Для него это не являлось секретом, что и требовалось установить – не стоило обозначать границ своих познаний. 

Тут пришлось снова слукавить, и я сообщил, заведомо зная об этом, известную ему информацию о первых выходцах из Азии, мигрировавших на американский континент по суше (до ледникового периода пролива Беринга не существовало).
Вот где Я и я добились своей цели !

Пока он соображал, насколько мы отстали, нам пришлось взять стиль плавания побыстрее и как бы невдомек произнести:
– Ну что поделаешь с этими исламскими странами! От них только и жди неприятностей!
– А вспомните, как зарождалась исламская религия. Кошмар! – воскликнул профессор.
– Хана! Он попался! Если это сражение мы не выиграем, то уж весьма серьезный бой дадим наверняка! – чуть не закричало Я.
– Да успокойся ты. Сам  знаю,  – ответил я.
И продолжил :
– Если бы не вязкая почва у колодцев в долине Бедр, неизвестно, – что стало бы в дальнейшем с пророком!
Вот тут- то он, наконец, посмотрел на меня ошарашено, и я понял – мы поравнялись.
Настала пора все расставлять на свои места.
– Может начнем с высказываний о нашей стране Хельмута Шмидта? Или коснемся причин необъяснимой ежегодной миграции бабочек-монархов в мексиканский городок Ангангуэо? – спросило Я.
– Нет, здесь будет уместно упоминание о мальтузианстве, – ответил я.
– Пусть будет так, – не возражало Я.
– Согласитесь, уважаемый, что теория Мальтуса абсолютно неприменима и даже абсурдна в нашей стране! – хором произнесли я и Я.
Вот здесь-то он и понял, что зря согласился на состязание.
Ему ничего не оставалось делать, как переключиться на живопись но после моего упоминания о посещении Царских Чертогов в Загорске и дома, где воспитывался молодой Гоген в перуанской столице, от импозантной спеси попутчика не осталось и следа.
Он еще пытался отбрыкиваться  видами растений и деревьев, но нам это уже было не интересно.
Какие могут быть разговоры, если мы побывали в ботаническом саду на…Соловецких островах.
– Вы и там успели отметиться? – чуть ли не с ужасом спросил он.
– Приходилось, – это уже ответило Я.
Сделав ложный ход дипломатом Nikot, первым завезшим табак в дикую Францию (умолчим – откуда), я рассказал бедняге чем отличается овечья шерсть с Фаррерских островов от новозеландской.
– Может прикончим его музыкой или утопим спортивной хроникой? – спросило меня Я.
– Жалко, давай лучше спать, – ответил  я.
На утро поезд прибыл в Столицу.
Наш профессор кое-как ”доплыл до берега”, все еще пытаясь оправдаться сообщением о том, что у него в этот день намечен важный научный симпозиум.
Я и я сочувственно закивали.
Пассажиры потянулись к выходу.

У самой двери он протянул нам руку со словами:
– Благодарю Вас за чрезвычайно интересную беседу, Сергей Михайлович. Наверное, Вам очень сложно живется?
– Вы правы, – последовал ответ, – именно поэтому я и надеюсь, что перед смертью успею произнести фразу:
”Вот, наконец, и вместе мы !”

Не стоило говорить профессору, что подобного рода беседы я веду только раз в пять лет.
На каждый день у меня есть свой собеседник. Похоже, в тот день мы с ним поладили.
Легко подхватив сумку, я побрел в другой конец перрона.
– Сегодня должен быть неплохой денек, – шепнуло Я мне на ухо.
– Знаешь, – прошептал я в ответ, – люди схожи с бриллиантами на  черном рынке – среди них редко встретишь настоящих.